Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

— Не надо, — сказала Надин. — Все это было раньше.

«Снова это слово, — подумал Ларри. — Короткое двусложное слово».

— Да. Все это давно прошло. Я даже начинаю привыкать. Во всяком случае, мне так казалось, пока не начал сниться кошмарный сон.

Ларри встрепенулся:

— Сон?

Надин оглянулась на Джо. Секундой раньше мальчик завороженно смотрел на огонь. Сейчас он не сводил взгляд с Люси, а его глаза сверкали.

— Плохой сон, кошмар, — уточнила Люси. — Хотя не всегда один и тот же. В основном это ужасный мужчина, но я не всегда могу рассмотреть его, потому что он мерцает и изменяется. И он постоянно скрывается в тени, — она вздохнула. — Из-за него я боюсь спать. Хотя, возможно, теперь…

— Плохой человек! — внезапно воскликнул Джо, резко вскочив. — Плохой человек! Плохой сон! Мне страшно! Страшно! — и он, промчавшись мимо Надин, скрылся в темноте.

Воцарилась тишина.

— Это безумие, — начал Ларри и вдруг остановился. Все они смотрели на него. Темнота стала внезапно еще темнее, а Люси выглядела очень испуганно.

Ларри заставил себя продолжить.

— Люси, снилось ли тебе… тебе… одно место в Небраске?

— Да, как-то раз мне приснилась старуха-негритянка, — ответила задумчиво Люси, — но этот сон был очень коротким. Она говорила что-то вроде «приходи повидаться со мной». Потом я вновь оказалась в Энфильде, а потом… снова этот кошмарный человек. Потом я проснулась.

Ларри посмотрел на нее так пристально, что Люси покраснела и отвела глаза.

Потом Ларри поискал взглядом вынырнувшего из темноты Джо.

— Джо, тебе когда-нибудь снился сон о… пшенице? О старухе? О гитаре?

Из-за спины Надин Джо хмуро смотрел на него.

— Оставь его в покое, не мучай, — сказала Надин, и по ее лицу было видно, что эти вопросы мучительны прежде всего для нее.

— Дом, Джо? Маленький дом с покосившимся крыльцом?

Какая-то искорка промелькнула в глазах Джо.

— Прекрати, Ларри, — сказала Надин.

— Песня, Джо? Спиричуэлс?

Джо вздрогнул всем телом и прижался к Надин. Она попыталась обнять его, но мальчик тут же вырвался.

— Песня! — восторженно воскликнул он. — Песня! Спиричуэлс! — он отскочил в сторону и указал сперва на Надин, потом на Ларри. — Она! Ты! Другие!

— Другие? — спросил Ларри, но Джо снова исчез в темноте.

Люси Сванн явно была растеряна.

— Песня, — повторила она. — Я тоже помню, что была песня, — она посмотрела на Ларри. — Почему нам снятся одни и те же сны? Кто-то пытается таким образом воздействовать на нас?

— Не знаю, — Ларри перевел взгляд на Надин. — Тебе тоже снятся эти сны?

— Мне не снятся никакие сны, — отрезала она и отвела глаза.

Ларри подумал: «Ты лжешь. Но почему?»

— Надин, если ты… — начал он.

— Говорю тебе, мне не снятся сны, — выкрикнула Надин почти истерическим голосом. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? Почему пристаешь ко мне?

Она вскочила на ноги и быстрым шагом, почти бегом пошла в сторону от костра.

Мгновение Люси смотрела ей вслед и потом встала.

— Я догоню ее.

— Да, лучше ты. Джо, посиди со мной, хорошо?

— Хорошо, — согласился Джо и начал перебирать струны на гитаре.

Спустя десять минут Люси и Надин вернулись. Обе плакали, заметил Ларри, но сейчас слезы высохли, и женщины выглядели вполне успокоившимися.

— Прости меня, — сказала Надин. — Со мной иногда такое случается. Это чисто нервное.

— Все в порядке.

К теме о снах больше никто не возвращался. Две женщины и мужчина молча сидели у костра, слушая наигрывание на гитаре Джо, который постоянно расширял свой репертуар. С каждым днем мальчик играл все лучше и лучше.

Вскоре все пошли спать. С одного края Ларри, с другого — Надин, между ними — Джо и Люси.

Сперва Ларри приснился черный человек, затем старуха на крылечке своего дома. Только во сне черный человек приближался. Он несся сквозь стену колосьев пшеницы, втаптывая их в землю и улыбаясь при этом своей отвратительной улыбкой. Он был все ближе, ближе…

В ужасе Ларри проснулся. Была глубокая ночь. Все остальные спали мертвым сном. Что ж, сегодняшний сон поведал ему нечто новое. Черный человек явился не с пустыми руками. В них он нес тело Риты Блэкмур, покрытое мухами и жуками, смердящее, разложившееся. Это был символ, непонятный остальным: Ларри совсем не такой хороший, каким может кое-кому показаться; он потерял, потому что привык только брать.

Пролежав какое-то время с закрытыми глазами, Ларри вновь уснул. Больше до утра ему так ничего и не приснилось.

— О, Боже! — беспомощно прошептала Надин. Ларри посмотрел на нее и в порыве отчаянья чуть не заплакал. Она была бледна, как смерть, а глаза стали сухими и пустыми.

Это происходило 19 июля, в четверть восьмого. Они ехали весь день, делая только пятиминутные привалы, когда голод совсем обессиливал их. Никто не жаловался на усталость, хотя даже у самого выносливого из них — у Ларри — на теле не осталось живого места.

Они стояли перед металлическими воротами. Влево и вправо простирался город Стовингтон, нисколько не изменившийся с момента, когда Стью Редмен видел его в последний раз. За воротами возвышалось здание эпидемиологического центра.

Вокруг было пустынно, тихо, безмолвно.

На воротах висела табличка, которая гласила:

СТОВИНГТОНСКИЙ ЦЕНТР КОНТРОЛЯ ЗА ЭПИДЕМИЯМИ.

ЭТО ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ!

ПОСЕТИТЕЛИ МОГУТ ПОДОЖДАТЬ НА ПРОХОДНОЙ.

Ниже висела другая табличка, и на ней наши друзья прочли следующее:

ШОССЕ 7 ДО РУТЛЕНДА

ШОССЕ 4 ДО ШАЙЛЕРВИЛЛЯ

ПО ШОССЕ 29 ДО ШОССЕ 1-87

ПО 1-97 НА ЮГ ДО 1-90

ПО 1-90 НА ЗАПАД

ВСЕ ЗДЕСЬ УМЕРЛИ

МЫ ИДЕМ НА ЗАПАД К НЕБРАСКЕ

СЛЕДУЙТЕ ЗА НАМИ

СЛЕДИТЕ ЗА УКАЗАТЕЛЯМИ

— Гарольд, мой мальчик, — растроганно прошептал Ларри. — Не могу дождаться, когда пожму твою руку и угощу тебя пивом… Или шоколадом «Пикник».

— Ларри! — испуганно взглянула на него Люси.

Надин упала в обморок.

Без двадцати одиннадцать она выбралась на крыльцо. Это было 20 июля. В руках она держала чашку кофе и тарелку с гренками. Это был ежедневный в течении многих лет ритуал, когда шкала термометра поднималась к двадцати шести градусам. Стояло жаркое лето, самое прекрасное лето с 1955 года, когда мамаша старухи Абигайль умерла в почтенном возрасте девяносто трех лет от роду. Жаль, что вокруг совсем не осталось людей, чтобы вместе с ней радоваться лету, подумала матушка Абигайль, поудобнее устраиваясь в кресле-качалке. Да и радовались бы люди? Конечно, некоторые радовались бы — влюбленные да старики, чьи косточки все еще ломило после недавней холодной зимы. Но не осталось ни влюбленных, ни стариков, не осталось и людей среднего возраста. Господь назначил человечеству тяжелое испытание.